Кому достанутся обломки Северо-Кавказского округа

23 февраля 2014 года может стать важнейшим рубежом в истории российского Кавказа. На этот день назначена церемония закрытия зимней Олимпиады в Сочи, и до той поры Москва пытается заморозить все актуальные проблемы на юге России, чтобы не допустить дестабилизации обстановки в северо-кавказских республиках. И чем дольше длится статус кво,тем больше кажется, что в будущем их судьба начнет складываться уже без всякого участия федерального центра. Пока же ключевой регион России все явственнее разбивается на два лагеря, у каждого из которых есть свой лидер, обладающий значительным административным и экономическим ресурсом.

Большой пятигорский провал

В 2010 году решение президента РФ Дмитрия Медведева выделить из Южного федерального округа Северо-Кавказский с центром в Пятигорске на Ставрополье восприняли по-разному. Кто-то — в штыки, предвидя усиление экспансии со стороны национальных республик, кто-то — с надеждой на экономический подъем, обещанный федеральной властью и ее полномочным представителем, чиновником-олигархом Александром Хлопониным. Однако довольно быстро выяснилось, что Северный Кавказ — не Чукотка и даже не Красноярский край, где приход крупного бизнеса во власть дал толчок социально-экономическому развитию. И сегодня, спустя три года, Москва наблюдает за провалом стратегии развития СКФО, основным элементом которой была корпорация «Курорты Северного Кавказа» (КСК).

В регионе, впрочем, сомнения в эффективности данного решения появились еще на стадии формирования КСК, когда всерьез обсуждались проекты строительства горнолыжных курортов в Чечне, Ингушетии и пляжных — на Каспийском море (переговоры о включении в туркластер Кавказских минеральных вод начались только в 2012 году). В итоге за год до Олимпиады руководство КСК и вовсеобвинили в незаконном расходовании средств. На фоне провалившейся курортной стратегии Москва бросает все силы на новые утопические проекты, а основным ньюсмейкером становится Счетная палата. По данным ведомства за 2011 год, в СКФО «потрачены с нарушениями» 18 миллиардов рублей (около 10 процентов общих объемов дотаций региону), при этом только в Чечне объем финансовых нарушений составил около восьми миллиардов. А совсем свежий доклад палаты, датируемый 18 марта текущего года, сообщает, что, оказывается, «сокращение финансирования ФЦП “Социально-экономическое развитие Чеченской Республики на 2008-2012 годы” на 11,9 миллиарда рублей не позволило в установленные сроки завершить строительство 33 объектов коммунального хозяйства, здравоохранения, образования, культуры, промышленности и АПК», хотя выделенные средства уже дали возможность «существенно преобразить облик столицы республики — города Грозного».

Пока «преображение», выражающееся в строительстве мечетей, стадионов и лезгинке со звездами, является основной статьей расходов федеральных программ, уровень безработицы в Ингушетии и Чечне остается самым высоким в РФ (46,9% и 27,1%), между республиками до сих пор не действует оборванное более 15 лет назад железнодорожное сообщение, не восстановлен Грозненский НПЗ — казалось бы, главный объект в некогда нефтяной столице России. Да и небоскребы Грозного пылают из-за того, что не была закуплена вовремя противопожарная техника.

Но доклады Счетной палаты не влияют на пересмотр финансовой политики центра, а руководитель ведомства и фактически главный аудитор России Сергей Степашин с экранов российских телевизоров с воодушевлением рапортует о восстановлении Чечни. Тем временем в соседней Ингушетии до 2016 года выделяют три миллиарда рублей на «обустройство граждан, проживающих в оползневой зоне г. Малгобека». Эта сумма сопоставима с бюджетом столицы СКФО — двухсоттысячного федерального курорта Пятигорска, притом что население Малгобека составляет немногим более 30 тысяч человек.

Пока СКФО застыл в ожидании вливаний из бюджета, в регионе стремительно набирают силу исламские радикалы. Теракты и контртеррористические операции стали обыденным делом там, где их не видели и в худшие годы вооруженного противостояния федералов с боевиками. Только в марте 2013 года режим КТО действовал в Махачкале, Баксанском районе КБР, Пригородном районе Северной Осетии. Террористов убивают без суда и следствия, и никто не понимает, идет ли речь о деятельности подпольного «Имарата Кавказ» или же об обыкновенном криминале.

СКФО не состоялся не только как экономическая единица, но и как общее культурное и политическое пространство. Недаром большую популярность здесь получила статья жителя Израиля Авраама Шмулевича, предложившего выделить Чечню, Дагестан и Ингушетию в отдельный федеральный округ. Это пространство, за исключением разве что двух небольших казачьих анклавов (станица Наурская и Кизляр), уже является полностью исламским, а Ингушетия и Чечня остались фактически единственными на карте России моноэтничными образованиями. Однако строительству Исламского института в Нальчикепротивятся прежде всего сами кабардинцы, а местные адыги объединяются с казаками. Отделила три восточных региона в отдельную епархию (самую маленькую в России по числу прихожан) и Русская православная церковь. «Надеюсь, это имя будущего святителя, а не мученика», — высказался по поводу назначения нового епископа Махачкалинского и Грозненского Варлаама протодиакон Андрей Кураев.

В качестве кнута Москва традиционно применяет огромный аппарат силовиков, в качестве пряника — экономические пилюли, давно превратившиеся в банальные контрибуции. Но долго в ситуации такого временного успокоения Кавказ пребывать не сможет — экономическая нестабильность и недовольство местной властью в условиях отсутствия какого-либо диалога с гражданскими институтами выступают катализаторами терроризма.

Две крепости

В своей книге «Прыжок волка. Политическая история Чечни» писатель Герман Садулаев рассуждает о том, что на Кавказе на протяжении последнего тысячелетия сменяли друг друга разные доминирующие этносы. До XIII века — аланы, до XVI — татаро-монголы, до XVIII — адыги, до XX века — казаки. Сейчас, рассуждает он, пришла пора чеченцев — этноса, не комплиментарного ни к какому другому. И сейчас Чечня распространяет свое влияние на территории не только в пределах Северного Кавказа, но и всего Юга России.

На Ставрополье — и на Кубани, и на Дону — местные жители порасскажут вам о «скупающих все чеченах и москалях». Откуда деньги в столице — понятно, только вот здесь никак не могут привыкнуть к тому, что Москва охотнее всего делится средствами именно с Чечней. Чеченская экспансия имеет уже чисто физическое воплощение: заняв поселения казаков и ногайцев в республике, чеченцы претендуют на районы Дагестана и половину территории Ингушетии. Причем последний процесс инициировал своим указом сам глава ЧР.

За считанные годы Чечня превратилась в российский протекторат, где Кремль довольствуется номинальным подчинением, не вмешиваясь во внутреннюю политику региона. По сути, Кремль установил в республике феодальный режим, подпитываемый миллиардными дотациями из общефедерального кошелька. Недаром Рамзан Кадыров в лучших традициях Средневековья именует себя «солдатом Путина» и все чаще выступает в качестве не только светского, но и духовного лидера всего исламского Северного Кавказа.

На фоне усиления Кадырова на востоке Кавказа, на западе растет фигура несменяемого губернатора Кубани Александра Ткачева, активно разыгрывающего казачью и националистическую карту. И хотя Краснодарский край формально не входит в состав СКФО, именно фигура Ткачева рассматривается в качестве противовеса амбициям Кадырова и де-факто стала знаковой для политических элит Северо-Кавказского региона: выходит, здесь можно и нужно проводить независимую политику, пользуясь покровительством (или молчаливым согласием) Кремля. Решения Ткачева по созданию казачьих дружин и даже казачьего радио копируют власти Ставрополья, а краевые делегации набираются опыта в Краснодаре. Свои тянутся к своим.

Краснодар все чаще представляет соседей по Северному Кавказу в качестве враждебной силы. На Кубани больше года муссируются слухи о том, что ЧОП, близкий к окружению президента Чечни, выиграл тендер на охрану олимпийских объектов Сочи. Уже несколько лет здесь обсуждают перспективы строительства в городе огромной соборной мечети имени Ахмада-Хаджи Кадырова В этих условиях уроки «кубановедения», еженедельные казачьи парады на улице Красной в Краснодаре, дружины с «травматами» и проповедь особой кубанской идентичности выглядят единственным противовесом натиску «восточников».

Сегодняшняя тактика Кадырова заключается в экономической и де-факто силовой экспансии далеко за пределы своего региона. Ткачев же отдает предпочтение обороне с демонстрацией сил у себя и на близких территориях. В Краснодарском крае разговоры о чеченской экспансии (которую здесь из политкорректности маскируют под словом «кавказская») и знаменитом ткачевском «выдавливании» давно уже вышли с кухонь на телевидение и в прессу. Чечня и Кубань, два субъекта федерации, борются за сферы влияния в регионе так, как если бы он уже не существовал в рамках единого государства. Но если у Чечни «фронт работ» — это (пока что) Ингушетия и Дагестан, то у Кубани — традиционно Адыгея, в основном славянская по населению (первым вице-губернатором у Ткачева не случайно является адыг Джамбулат Хатуов), и «испорченный фильтр» — Ставрополье. Юрисдикция Кубанского казачьего войска распространяется также и на Карачаево-Черкесию, где большинство славян — потомки кубанских казаков. Очевидно, что регион на глазах «разваливается» на две части еще и по конфессиональному признаку. К Ткачеву тяготеют регионы, где доминирующей религией является православие, к Чечне склоняются преимущественно исламские (и если у мусульман Западного Кавказа ислам умеренный, то на востоке он все более приобретает некавказские, саудитские черты). В качестве буфера остались только КБР и Северная Осетия, куда салафизм лишь начинает проникать.

Кубанский регионализм Ткачева уже стал политическим трендом и, несомненно, будет усиливаться в дальнейшем. Не последним фактором при этом является как раз пресловутая Олимпиада: как-никак губернатор Кубани непосредственно отвечает за ее проведение, да и туризм с VIP-виноделием развиваются не в окрестностях Ачхой-Мартана. Не исключено, что Москва и впредь будет опекать Ткачева в противовес эскалации восточнокавказского буйства. Ведь сформировать противовес проще, чем разобраться с тремя кавказскими республиками, дрейфующими в сторону то ли «Имарата Кавказ», то ли кадыровской джамахирии. Пока же очевидно одно: перемещение одной из двух ключевых фигур — Ткачева или Кадырова — значительно изменит расклад сил на всем Кавказе.

Но ситуация, в которой граница Осетии и Ингушетии фактически стала государственной (и уж точно — границей двух миров и культур) не может продолжаться бесконечно. Не исключено, что как только отыграют последние аккорды гала-концерта закрытия сочинских Игр, Москва будет спешно предлагать новые проекты развития СКФО, иначе кадыровский экспансионизм, митинги русских националистов и казачьи отряды самообороны станут единственной реальностью не только для СКФО, но и для всего Юга России.

Lenta.ru

Дмитрий Ковалев